Как долго можно жить без полового размножения?
Попадьин К.Ю., Мамирова Л.А.
Генетическая гомологичная рекомбинация – обмен (кроссинговер) или замещение (генная конверсия) между протяжёнными участками гомологичных последовательностей ДНК – является лейтмотивом жизни. Самый первый живой организм на Земле, обладающий процессом репликации РНК, видимо, уже имел и гомологичную рекомбинацию (Devoret 1988), поскольку она может идти спонтанно, без участия ферментов и привноса энергии из вне (Devoret 1988, Shibata 2001). Все прокариоты посредством коньюгации способны изменять свою ДНК, а роль гомологичной рекомбинации у эукариот тяжело переоценить: современная наука считает, что именно гомологичная рекомбинация была и является движущей силой, приведшей к появлению мейоза, и, следовательно, к появлению полового размножения у эукариот, и далее, через увеличение дифференциации гамет (происхождение анизогамии) к появлению двух разных полов: самцов и самок. Несмотря на то, что гомологичная рекомбинация может происходить и при митозе, интенсивность этого процесса, равно как и его важность не достаточно изучены, в связи с чем далее, под бесполым организмом мы будем понимать просто организм без мейоза (апомиксис), и отдельно оговаривать влияние митотической рекомбинации.
Тогда встаёт вопрос - если мейотическая гомологичная рекомбинация настолько важна, то, как могут существовать виды, не имеющие этого процесса и размножающиеся бесполо? Ответ на данный вопрос поможет в понимании эволюционных тенденций органического мира. Так же существует прикладной аспект, поскольку даже у человека имеется несколько нерекомбинирующих участков ДНК (Y хромосома и митохондриальный геном), изучение эволюции которых может оказаться полезным в поиске средств борьбы с генетическими болезнями.
Основной особенностью бесполых организмов, количество видов которых составляет около 1% всех эукариот, является их эволюционно короткая филогения и отсутствие дочерних бесполых таксонов (Maynard Smith 1978). Именно поэтому переход к бесполому размножению считается эволюционным тупиком. Скорее всего, причиной раннего вымирания бесполых видов является их большой мутационный груз, что связано с неэффективным удалением (Kondrashov 1988) и/или накоплением (Muller 1964) вредных мутаций (см. Попадьин 2003).
Однако, 3 года назад появились достаточно убедительные данные (Mark Welch & Meselson 2000), доказывающие существование древних бесполых организмов, потерявших половое размножение много миллионов лет назад. Наиболее изученными древними бесполыми организмами являются коловратки класса Bdelloidea, а так же пресноводные ракушковые рачки семейства Darwinulida и, далее, существует целый список видов-кандидатов на статус древних бесполых (см. Normark et al. 2003). Очевидно, что даже единственная линия древних бесполых организмов представляет собой уникальную возможность для изучения механизмов, способствующих выживанию и успешной эволюции клональных организмов на протяжении многих миллионов лет.
Общий и естественный вывод, который можно сделать из факта существования древних бесполых организмов говорит о том, что отсутствие полового размножения не является эволюционным тупиком, как считалось ранее, то есть бесполые виды иногда могут быть успешными и в эволюционном плане. Каковы условия этого успеха? Ответить на этот вопрос проще всего, перебирая все особенности древних бесполых организмов, как это было сделано Бенжамином Нормаком с соавторами (Normark et al. 2003). При этом, некоторые признаки будут иметь диагностический смысл для разделения древних бесполых организмов от молодых бесполых, а некоторые признаки будут выявлять адаптивные черты, помогающие древним бесполым успешно эволюционировать.
Диагностические признаки древних бесполых
Одним из самых очевидных признаков древних бесполых организмов является отсутствие в популяции самцов. Ранее, именно на этом негативном признаке и строились доказательства бесполого размножения организмов. Однако, наличие очень редких и/или очень схожих с самками самцов в популяции можно и не заметить, в связи с чем этот признак имеет низкую научную ценность. Так, в одной из популяции Darwinula stevensoni, два века назад был описан один самец (Turner 1895 цит. по Schon et al. 1998), и, хотя с тех пор таких открытий не было, да и качество микроскопической техники 19-го века оставляло желать лучшего, эта работа всё-равно хорошо цитируется скептиками. Намного более значимыми, чем простое отсутствие самцов, являются генетические последствия потери полового размножения, о которых далее и пойдёт речь.
Итак, потеря гомологичной рекомбинации непосредственно приводит к тому, что все гены в геноме остаются сцепленными навсегда и появления новых комбинаций генов не наблюдается. Таким образом, отсутствие рекомбинации между генетическими маркерами разных локусов говорит о клональной структуре популяции. Однако, возраст бесполой линии данным методом восстановить, как правило, невозможно.
Следующим, важным для диагностики древних бесполых линий является эффект Меселсона, который говорит о независимой эволюции бывших аллелей в диплоидном или полиплоидном бесполом организме. После потери мейоза, а так же генной конверсии, аллели (альтернативные формы гена, отличающиеся друг от друга последовательностью нуклеотидов, но в функциональном состоянии кодирующие сходный продукт: белок или РНК, и занимающие сходное положение в гомологичных хромосомах) постепенно перестают быть похожими друг на друга, поскольку независимо накапливают нейтральные мутации (Birky 1996). Два процесса, различающихся по механизму действия необходимы для появления эффекта Меселсона:
I Рекомбинация аллелей, независимое расхождение хромосом и так же сегрегация гаплотипов, позволяют случайному дрейфу независимо двигать нейтральные аллели в сторону фиксации или, наоборот, элиминации их в половой популяции. За счёт этих процессов гетерозиготность между аллелями (ASD - allele sequence divergence, Birky 1996) постоянно уменьшается. Это уменьшение уравновешивается появлением новых нейтральных мутаций, каждая из которых приводит к появлению нового аллеля, в результате чего достигается равновесная гетерозиготность. Так, у половой популяции со случайным спариванием ожидаемая равновесная гетерозиготность K = 4Neu на нуклеотид, где Ne – эффективная численность популяции, u – темп появления новых мутаций на нуклеотид на поколение. Данная формула получается из следующих соображений. Во-первых, согласно coalescent theory (Li 1997, гл. 9) два аллеля одного локуса в половой популяции имели обшего предка (предковую последовательность нуклеотидов) примерно 2Ne поколений назад. В течение этого времени два аллеля накапливали мутации независимо, в результате чего получается 4Neu. В большинстве половых популяциях значение 4Neu сильно меньше 0.1 (Birly 1996), то есть ожидаемая гетерозиготность низка. При переходе к бесполому размножению, все процессы, обуславливающие независимый дрейф аллелей прекращаются, и гетерозиготность увеличивается, поскольку от вновь появляющихся нейтральных1 мутаций бесполый геном освобождаться не может. Таким образом, ожидаемое количество замещений между аллелями у бесполых K = 4Neu + 2tu, где t – количество бесполых поколений (Birky 1996).
II Вторым процессом, приводяшим к эффекту Меселсона является отсутствие генной конверсии – процесса замещения последовательностей ДНК. Интенсивность этого процесса до сих пор остаётся плохо изученной, хотя именно генная конверсия является одним из лучших объяснений сильной гомозиготности Darwinula stevensoni (см. ниже). У половых видов и случайный дрейф аллелей и генная конверсия вносят вклад в ограничение дивергенции аллелей, и тяжело оценить, какой из этих процессов более важен.
Лучшим экспериментальным доказательством данного эффекта являются коловратки Bdelloidea (Mark Welch & Meselson 2000). Просеквенировав все аллели протеин-кодирующего гена (hsp82) из каждой коловратки Дэвид Марк Уэлш и Мэтью Меселсон получили сильно дивергентные (от 2% до 54%) последовательности ДНК, которые соответствуют разным аллелям внутри одного генома. То есть, данные аллели не рекомбинировали достаточно долго, что и является свидетельством древнего отсутствия полового размножения. В случае половых коловраток (класс Monogononta) дивергенция аллелей намного меньше (<2%), как и следовало ожидать.
Хотя эффект Меселсона является достаточным для доказательства древней бесполовости, он не является необходимым для этого, то есть отсутствие сильной дивергенции между аллелями не говорит о том, что данный вид не древний бесполый (Birky 1996, Butlin 2002), а говорит лишь о том, что один из гомозиготизирующих механизмов действует в геноме Например, митотическая генная конверсия (II)– процесс нереципрокной гомологической рекомбинации между генами - может полностью гомозиготизировать аллели и таким образом скрыть эффект Меселсона, как это видимо и случилось с пресноводной остракодой Darwinula stevensoni (см. ниже).
Следующий признак бесполовости – это структура кариотипа, то есть число, размер и форма хромосом, характерные для данного вида. Если наглядно видны пары гомологичных хромосом, то этот вид не может быть древним бесполым. Изучение структуры кариотипа 4-ёх видов коловраток из трёх разных семейств Bdelloidea (Mark Welch & Meselson 1998) показало, что один вид имеет 13 хромосом, другой 10, а оставшиеся два 12, при том, что размеры хромосом сильно варьируют и, гомологичных пар визуально обнаружить не удалось ни для одного вида. Однако, снова, этот признак не универсален для восстановления возраста бесполовости. Во-первых, на тлях показано, что изменения кариотипа могут накапливаться очень быстро после потери полового размножения (Normark 1999). Во-вторых, известны случаи, когда хромосомы, различающиеся по размеру, всё же спариваются в мейозе, и даже случаи, когда одна хромосома спаривается с двумя и более (White 1973). Таким образом анеуплоидия (кариотип с количеством хромосом, не кратным гаплоидному набору) и структурный гетероморфизм кариотипа (различие хромосом по форме) не гарантируют даже отсутствия рекомбинации, не говоря уже о восстановлении возраста бесполой линии.
Следующий признак - деградация генов, функцией которых является поддержание полового размножения (гены мейоза, сперматогенеза, полового поведения самок). Обнаружение псевдогена (гена, потерявшего свою функцию), половая роль которого точно документирована для других видов, будет служить убедительным доказательством относительно древней бесполовости. Однако, в случае действительно древних бесполых, ожидается, что обнаружить PCR-ом данный ген будет невозможно из-за накопления мутаций. Обнаружение же гена без видимых сильных мутаций не может опровергать древность бесполого организма, поскольку функция данного гена могла измениться (например, многие гены рекомбинации задействованы так же и в репарации, в результате чего, после потери полового размножения, у них остаётся роль чисто репарирующая). Интересно было бы поискать в геноме Bdelloidea достаточно консервативный ген полового размножения, не вовлечённый более ни в какие функции. Отсутствие этих генов было бы ещё одним подтверждением древней бесполовости.
От темы существования генов, функция которых связана с половым размножением, логично перейти к существованию эгоистичных генетических элементов, успешное распространение которых в новые генотипы зависит от наличия мейоза. В соответствии с предсказанием Хики (Hickey 1982, 1993, Shoen & Martens 2002) в древних бесполых генотипах должны отсутствовать эгоистичные элементы, причиняющие хозяину вред при вертикальной транспозиции. Поскольку ретротранспозоны редко перемещаются горизонтально, могут разрушать экспрессию генов, в которые они транспозировались, могут влиять на функцию соседних генов, а так же обратная транскриптаза, кодируемая ретротранспозоном, может провоцировать вредные инсерции копий ДНК с различных транскриптов в клетках зародышевой линии, то ретротранспозоны, по сравнению с другими мобильными элементами, являются наиболее вредными для хозяина. При переходе от полового размножения к бесполому, существует два возможных исхода: либо ретротранспозоны инактивируются и теряют способность к транспозиции, либо они продолжают активно перемещаться в геноме своего хозяина, вызывая множество вредных мутаций и таким образом, приводя своего хозяина к вымиранию. В любом случае, среди ныне живущих древних бесполых линий ретротранспозоны должны отсутствовать (они должны быть неактивными). И действительно, поиск представителей двух основных классов эукариотических ретротранспозонов (LTR и non-LTR) у Bdelloidea не увенчался успехом – это единственный известный в настоящее время класс организмов, который не имеет этих ретротранспозонов (Arkhipova & Meselson 2000)! Необычно низкое количество копий (1-2 на геном) ретротранспозонов третьего, недавно открытого класса эукариотических ретроэлементов (Penelope-like element PLE) у Bdelloidea подтверждает эту общую тенденцию (Arkhipova et al. 2003).
Следующее предсказание, касается сниженного темпа мутирования бесполых линий, что обусловлено, во-первых, отсутствием ретротранспозонов, а во-вторых, отсутствием самцов, темп мутирования которых в 2-10 раз больше темпа мутирования самок (Redfield 1994), а в третьих – отрицательным отбором против аллелей-мутаторов. Поскольку основная “слабость” бесполых видов, видимо состоит в неэффективном удалении вредных мутаций, то уменьшение темпа мутирования per se является одним из эволюционных выходов. Не смотря на отсутствие хороших экспериментальных данных о темпе мутирования древних бесполых, по косвенным признакам можно полагать, что темп мутирования у них крайне низок (см. ниже). Таким образом, уменьшение темпа мутирования является одним из ведущих адаптивных признаков, необходимых для существования древних бесполых.
Все выше перечисленные особенности древних бесполых генотипов были сначала предсказаны теоретически, основываясь на прекращении процесса мейоза, а затем, большинство из них было зафиксировано экспериментально. Теперь остаётся перечислить те особенности древних бесполых, которые не удалось предсказать теоретически, но которые всё же были открыты экспериментально, в связи с чем их научные последствия могут быть более непредсказуемыми и более значимыми.
Как правило, бесполые геномы менее эффективно очищаются от вредных мутаций, в результате чего они их могут накапливать (храповик Меллера) или по крайней мере иметь их больше, чем их половые родственники (гипотеза Кондрашова). При этом, слабо вредные мутации будут ухудшать активность (эффективность работы) различных протеинов, понижая приспособленность организма. Однако, на эндосимбиотических бактериях, которые в связи с внутриклеточным образом жизни стали бесполыми, в отличие от своих свободноживущих родственников, показано, что они имеют повышенную экспрессию белков теплового шока (hsp) (Moran 1996), которые используя энергию АТФ способны разворачивать и вновь сворачивать неправильно собранные протеины. Таким образом, эффект вредных мутаций маскируется работой этих белков (Fares et al. 2002). Однако, представляется сомнительным, что данное маскирование может иметь долгосрочный и универсальный эффект, поскольку в какой-то момент, починка белков либо станет не возможной, либо слишком энергоёмкой для организма. Интересно заметить, что из 4-ёх отсеквенированных на Bdelloidea протеин-кодирующих генов (hsp 82, tbp, tpi, rpol 3I), каждый из которых представлен лишь одной копией в геноме всех изученных беспозвоночных, именно hsp82 имеет увеличенное количество функциональных копий у представителей разных семейств класса Bdelloidea: тогда как ожидалось получить по две копи гена, представляющие дивергировавшие бывшие аллели, из каждого генома, у Adineta vaga [Adinetidae] и Habrotrocha constricta [Habrotrochidae] обнаружено 3 копии, у Philodina roseola [Philodinidae] 4 копии, и только у Macrotrachela quadricornifera [Philodinidae] обнаружено лишь 2 копии hsp82. Представители родственного класса половых коловраток Monogononta имеют либо две очень похожие копии (аллели), либо одну (возможно в этом случае аллели оказались неразличимыми) (Mark Welch & Meselson 2000). Количество копий hsp82 видимо увеличилось за счёт дупликаций, которые происходили независимо в каждом семействе класса Bdelloidea, естественно уже после потери полового размножения. Такая параллельная эволюция дополнительно подтверждает адаптивность увеличения количества белков теплового шока у древних бесполых.
Следующим открытием явилась поразительно низкая генетическая изменчивость между аллелями у Darwinula stevensoni (Schoen & Martens 2003) - эффект Меселсона у половой остракоды Cyprideis torosa оказался в несколько раз сильнее, чем у Darwinula stevensoni. Единственно возможный механизм, способный сильно гомозиготизировать аллели в отсутствие мейоза – это митотическая генная конверсия. Авторы так же в качестве возможного объяснения приводят и низкий темп мутирования, однако, сам по себе он не может объяснить гомозиготности алллелей, поскольку предок Darwinula stevensoni когда-то был половым и, следовательно уровень гетерозиготности аллелей у него должен был быть достаточным (4Neu). Таким образом, наиболее вероятный сценарий опирается на гомозиготизацию аллелей в результате генной конверсии. Парадоксально, но митотическая генная конверсия не только разрушает эффект Меселсона (Birky 1996, Normark 1999, Butlin 2002), но может и помогать древним бесполым выживать, работая против накопления вредных мутаций (Butlin 2000). Более того, слабая генная конверсия способна распространять новые мутации (аллели) и совмещать их с другими, имитируя тем самым половое размножение (Gandolfi et al. 2001a).
Далее, крайне низкая генетическая изменчивость наблюдается и на меж-индивидуальном уровне внутри популяций (Schoen & Martens 2003). Например, генетическая изменчивость между взрослыми особями в популяции в два раза больше, чем между эмбрионами. Полагая, что появляющаяся у взрослых особей изменчивость обусловлена новыми соматическими мутациями, получается, что генетическая изменчивость, накопленная в соматических клетках в течение жизни особи равна генетической изменчивости, накопленной зародышевыми клетками в течение срока жизни всей популяции! Объяснить эту картину можно единственным способом – чрезвычайно низкий (нулевой) темп фиксации новых мутаций.
Следующий уровень генетической изменчивости – межпопуляционный. Африканские и европейский популяции, которые дивергировали 4-8 млн. лет назад, что подтверждено как палеонтологическими данными (Schoen et al 1998), так и митохондриальными, имеют почти идентичные последовательности hsp (Schoen & Martens 2003)! И этот момент самый тяжёлый в объяснении: если сильную гомозиготность аллелей мы объяснили генной конверсией, отсутствие внутри популяционной изменчивости – низким темпом мутирования, то здесь помимо крайне низкого темпа мутирования необходимо принять точку зрения, что предок Darwinula stevensoni, не менее 25 миллионов дет назад (Martens et al. 2003) произвёл крайне удачный генотип, который обладает широкой нормой реакции и успешно существует в любой среде (GPG general-purpose genotype). После происхождения этого генотипа, залогом его эволюционного и экологического успеха являлось сохранение этого генотипа неизменённым, что и достигается на протяжении 25 миллионов лет посредством, генной конверсии и фактического отсутствия новых мутаций. Таким образом, данный вид, удачно произойдя, практически перестал эволюционировать, заморозив свою “счастливую” комбинацию аллелей. Так, темп молекулярной эволюции ядерных генов у этого вида замедлен примерно в 10 раз (Schoen et al. 2003) по сравнению с другими беспозвоночными. В подтверждение существования GPG у D.s. существует несколько экспериментальных экологических работ (Van Doninck et al. 2002, Van Doninck et al. 2003a), показывающих огромную толерантность Darwinula stevensoni к солёности и температуре, что объясняет космополитическое распространение этого вида – он обитает на всех континентах, кроме Антарктики (Van Doninck et al. 2003a). Успешное выживание этого вида на протяжении 25 млн. лет так же служит доказательством GPG. Таким образом, Darwinula stevensoni является на данный момент единственным модельным видом, демонстририющим general-purpose genotype – стратегию, которую Линч (Lynch 1984) ещё двадцать лет назад чисто теоретически описал, как один из вариантов успешного существования бесполых организмов.
Таким образом, две, разобранные группы древних бесполых организмов существуют, в основном, за счёт максимально-сниженного темпа мутирования. Однако, экологически, стратегии Darwinula stevensoni и Bdelloidea сильно различаются. Darwinula stevensoni – долгоживущие организмы, жизненный цикл которых составляет от 1-го до 4-ёх лет в разных популяциях (Van Doninck et al. 2003b), обладающие K-стратегией, поскольку, во-первых, имеют большой вес яйца, относительно веса взрослой особи (0.2 (Van Doninck et al. 2003b), во-вторых, медленно размножаются - откладывают одновременно около 5-6 яиц (максимум – 11) (Van Doninck et al. 2003b), затрачивая на каждое от 14 до 50 дней (0.02 – 0.07 яиц за день (Gandolfi et al. 2001b)) и, в третьих, они единственные среди пресноводных остракод, не имеют расселительной стадии, устойчивой к высыханию (Schoen et al. 1998). Несмотря на это, численность популяции D.s достигает 7*10^9 (Van Doninck et al. 2003b) и этот вид является космополитом.
Bdelloidea же напротив, реализуют r-стратегию2: жизненный цикл у них занимает 2-3 недели, одновременно они могут откладывать 16-32 яиц и они имеют устойчивые к высыханию покоящиеся стадии (Ricci et al. 2000). Достигаемая численность популяции громадная, распространение повсеместное. Нет популяционно-генетических работ, проведённых на Bdelloidea для получения генетической изменчивости внутри и между популяциями одного вида, в связи с чем нельзя утверждать об отсутствии или наличии GPG у представителей Bdelloidea. Однако, некоторые характеристики геномов бесполых коловраток, такие как большая межвидовая изменчивость размеров геномов (0.5-2.4 пикограмм Makr Welch & Meselson 2003), которая не коррелирует с количеством хромосом, и не может быть объяснена ретротранспозонной активностью, скорее всего говорят о частых геномных перестройках, таких как дупликации генов и делеции, которые вряд ли могут поддерживать GPG. Более того, огромный уровень гетерозиготности всех генов может иметь и адаптивный смысл для бесполых коловраток, поскольку гетерозис может защищать бесполых, ослабляя (обманывая) положительный отбор, направленный на сегрегацию и генетический обмен (Welch & Meselson 2000), так же, в результате независимой дивергенции бывшие аллели могут приобретать новые функции.
1 Интересно отметить, что бесполые геномы накапливают не только нейтральные мутации, но и слабо-вредные, что описывается храповиком Меллера, однако скорость накопления слабо-вредных мутаций меньше скорости накопления нейтральных мутаций, хотя общий ASD всё же складывется из nonneutral ASD
2 По сравнению с ракушковыми рачками, Bdelloidea конечно же r-стратег, однако, среди коловраток Bdelloidea являются K-стратегами (Wallace R.L., Ricci C. 2002).
Таким образом, два древних бесполых таксона реализуют совершенно различные эволюционные стратегии, что отражается на их экологии и генетике.
Итак, ни один признак, не обладает достаточной силой для убедительного доказательства древнего бесполого размножения в какой-либо группе организмов. Однако, количество может перейти в качество и чем больше известно о потенциально древней бесполой группе организмов, тем увереннее можно вынести вердикт. В случае коловраток Bdelloidea известно 4 из 6 обсуждаемых здесь признаков бесполовости, да и то оставшиеся (темп мутирования, поиск генов, связанных с половым размножением) ещё не изучались.
Работа была поддержана грантами РФФИ № 03-04- и № 01-04.
Литература
- Попадьин K. 2003. Эволюция полового размножения: роль вредных мутаций и мобильных элементов. Журнал Общей Биологии. 64: 463-478.
- Arkhipova I., Meselson M., 2000. Transposable elements in sexual and ancient asexual taxa // Proc. Natl. Acad. Sci. USA V. 98. P. 14473-14477.
- Arkhipova I., Pyatkov K.I., Meselson M., Evgen'ev M.B. 2003. Retroelements containing introns in diverse invertebrate taxa. Nature genetics 33: 123-124.
- Birky C.W.Jr., 1996. Heterozygosity, heteromorphy, and phylogenetic trees in asexual eukaryotes. Genetics. 144: 427-437.
- Butlin R.K. 2000. Virgin rotifers. TREE. 15: 389-390.
- Butlin R., 2002. The costs and benefits of sex: new insights from old asexual lineages // Nature Rev. Gen. V. 3. P. 311-317.
- Devoret R. 1988. Molecular aspects of genetic recombination. The evolution of sex / Ed. Michod R.E., Levin B.R. Sunderland (Massachusetts): Sinauer. P. 24-44.
- Fares M.A., Ruiz-Gonzalez M.X., Moya A., Elena S., Barrio E. 2002. GroEL buffers against deleterious mutations. Nature 417: 398.
- Gandolfi A., Bonilauri P., Rossi V., Menozzi P. 2001a. Intraindividual and intraspecies variability of ITS1 sequences in the ancient asexual Darwinula stevensoni (Crustacea: Ostracoda). Heredity 87: 449-455.
- Gandolfi A., Todeschi E.B.A., Rossi V., Menozzi P. 2001b. Life-history traits in Darwinula stevensoni (Crustacea: Ostracoda) from Southern European populations under controlled conditions and their relationship with genetic features. J. Limnol. 60: 1-10.
- Hickey D.A., 1982. Selfish DNA: a sexually – transmitted nuclear parasite // Genetics. V. 101. P. 519-531.
- Hickey D.A., 1993. Molecular symbionts and the evolution of sex // J. Heredity. V. 84. P. 410-414.
- Kondrashov A.S., 1988. Deleterious mutations and the evolution of sexual reproduction // Nature. 336: 435-440.
- Li W.-H. 1997. Molecular evolution. Sinauer Assocites, Sunderland MA.
- Lynch M., 1984. Destabilizing hybridization, general-purpose genotypes and geographical parthenogenesis // Quart. Rev. Biol. V. 59. P. 257- 289.
- Mark Welch J., Meselson M. 1998. Karyotypes of bdeloid rotifers from three families. Hydrobiologia. 387/388: 403-407.
- Mark Welch D., Meselson M. 2000. Evidence for the evolution of bdelloid rotifers without sexual reproduction or genetic exchange // Science. V. 288. P. 1211-1215.
- Mark Welch D.B., Meselson M. 2003. Oocyte nuclear DNA content and GC proportion in rotifers of the anciently asexual Class Bdelloidea. Biological Journal of the Linnean Society. 79: 85-91.
- Martens K., Rosetti G., Horne D.J. 2003. How ancient are ancient asexuals? Proc. R. Soc. Lond. B. 270: 723-729.
- Maynard Smith J., 1978. The evolution of sex. Cambridge: Cambridge Univ. Press.
- Moran N.A. 1996. Accelerated evolution and Muller's ratchet in endosymbiotic bacteria. PNAS. 93: 2873-2878.
- Muller H.J., 1964. The relation of recombination to mutational advance // Mutat. Res. 1: 2-9.
- Normark B.B. 1999. Evolution in putatively ancient asexual aphid lineage: recombination and rapid karyotype change. Evolution. 53: 1458-1469.
- Normark B.B., Judson O.P., Moran N.A. 2003. Genomic signatures of ancient asexual lineages. Biological Journal of the Linnean Society. 79: 69-84.
- Ricci C., Serra M., Snell T.W. Small, beautiful and sexy: what rotifers tell us about ecology and evolution. TREE. 15: 220-221.
- Redfield 1994. Male mutation rates and the cost of sex for females. Nature 369: 145-147.
- Schon I., Butlin R.G., Griffiths H.I., Martens K. 1998. Slow molecular evolution in an ancient asexual ostracod. Proc. R. Soc. Lond. B. 265: 235-242.
- Shoen I., Martens K. 2002. Are ancient asexuals less burdened? Selfish DNA, transposons and reproductive mode. Journal of Natural History 36: 379-390.
- Schoen I., Martens K. 2003. No slave to sex. Proc. R. Soc. Lond. B. 270: 827-833.
- Schon I., Martens K., Van Doninck K., Butlin R.G. 2003. Evolution in the slow lane: molecular rates of evolution in sexual and asexual ostracods (Crustacea: Ostracoda). Biological Journal of the Linnean Society. 79: 93-100.
- Shibata T. 2001. Functions of homologous DNA recombination. RIKEN review 41: 21-23.
- Van Doninck K., Schoen I., De Bruyn L., Martens K. 2002. A general purpose genotype in an ancient asexual. Oecologia 132: 205-212.
- Van Doninck K., Schoen I., Maes F., De Bruyn L., Martens K. 2003a. Ecological strategies in the ancient asexual animal group Darwinulidae (Crustacea: Ostracoda). Freshwater Biology. 48: 1285-1294.
- Van Doninck K., Schoen I., Martens K., Goddeeris B. 2003b. The life-cycle of the asexual ostracod Darwinula stevensoni (Brady & Robertson, 1870)(Crustacea, Ostracoda) in a temporate pond. Hydrobiologia 500: 331-340.
- Wallace R.L., Ricci C. 2002. Rotifera. In: Freshwater meiofauna: biology and ecology (ed. Rundle S.D., Robertson A.L., Schmid-Araya J.M.). p. 15-44.
- White M.J.D. 1973. Animal Cytology and Evolution, 3rd edn. Cambridge University Press, London: 961 pp.
|